1921 год, коридор.
Советский впервые увидел того юношу с Востока. Фарфор стоял у окна, его длинная коса обвивалась вокруг шеи, а из-под темно-синего чапана виднелись забинтованные запястья — старые раны войны.
— Товарищ, нужна помощь? — Советский подошел, сапоги отстукивали твердый ритм по полу. Когда Фарфор повернулся, ресницы отбрасывали на его бледные щеки тени, похожие на перья.
— Ваш русский звучит как волк в Сибири, жующий стекло, — Советский оскалился, показав клыки, — но всё же лучше, чем у этих французов.
Фарфор тоже рассмеялся, и в кашле чувствовался легкий привкус крови.
Той зимой Советский накинул на него свою шинель и учил читать по-славянски. Они делились черным хлебом на улицах, но Фарфор всегда возвращал ему большую половину.
— Ешь, товарищ, — Советский взъерошил ему волосы. — Когда дорастешь до моего роста, сам будешь кормить других.
В свете печи звезда на его фуражке отражалась в зрачках Фарфора — два маленьких огонька.
На заводе Советский водил его рукой, объясняя чертежи станков. Стружка падала между их пальцев, как первый сибирский снег.
— Здесь нужно рассчитать передаточное число... — Его дыхание коснулось уха Фарфора, и он вдруг рассмеялся: — У тебя чернила на щеке, как у полосатого кота.
Фарфор попытался стереть, но только размазал. Советский провел большим пальцем по его скуле, но вдруг замер. Оба вспомнили вчерашнюю газету с фотографией Нанкина.
— Я построю тебе танки, — голос Советского стал твердым, как вечная мерзлота. — Много танков.
...
Советский стоял на трибуне, наблюдая, как Фарфор в новом чжуншаньфу приветствует толпу. Он вспомнил того хрупкого юношу двадцатилетней давности и внезапно бросился обнимать его так крепко, что кости Фарфора затрещали.
— Легче... — Фарфор рассмеялся, задыхаясь в его объятиях. — Старший товарищ сейчас раздавит младшего.
Потом Фарфор начал называть его «учителем» вместо «старшего брата». Потом они спорили на Бухарестском совещании. Когда Советский разбил чашку, Фарфор инстинктивно прикрыл глаза — точно так же, как когда-то Советский прикрывал его собой под обстрелом.
— Ты изменился, — сказал Советский в 1969 году, сквозь грохот артиллерии. В трубке раздался спокойный голос Фарфора:
— Вы сами научили меня ходить самостоятельно.
Колючая проволока на заснеженной границе протянулась между ними, как затягивающийся шрам.
...
**Рождество 1991 года.** Фарфору позвонили. Голос в трубке был хриплым до неузнаваемости:
— Забери свою ручку... ту, что забыл...
В опустевшем классе, где давно не работало отопление, Советский сидел на кафедре в поношенной шинели, на коленях — пожелтевшие книги. Фарфор заметил, что снег в его седине больше не растает.
— Держи, — Советский шлепнул ручку ему в ладонь. — Долг платежом красен.
Прикоснувшись, Фарфор узнал ту самую ручку, подаренную ему на день рождения в 1950-м. На колпачке была выгравирована надпись.
За окном снова пошел снег. Советский вдруг запел — фальшиво и невпопад. Фарфор вспомнил, как в бомбоубежище молодой Советский пел так же, а взрывы рвали мелодию на части.
— Мне пора, — Советский поднялся, полы шинели смахнули пыль с кафедры. Из кармана торчала полупустая бутылка водки — точь-в-точь как та, что они делили шестьдесят лет назад.
Фарфор схватил его за рукав, ткань была настолько истонченной, что просвечивала. Он хотел сказать многое, но спросил только:
— Завтра будет урок?
Советский потрепал его по плечу, как когда-то по голове. С ресниц осыпались льдинки.
— Товарищ... — Он усмехнулся. — Тебе давно не нужен учитель.
Фарфор стоял на ступенях, наблюдая, как фигура Советского растворяется в снежной пелене. Ручка в его ладони внезапно стала обжигать. Разжав пальцы, он увидел, как тает потускневшая медаль.
«Время ржавело от идеалов, но оковывало сожаление в вечность.»
(Извинения за OOC, без политического подтекста.)
---
Примечания:
1. Сохранена стилистика оригинала — сочетание поэтичности и жесткой исторической образности.
2. «Фарфор» оставлен как условное имя для сохранения метафоры.
3. Культурные отсылки адаптированы (напр., «чжуншаньфу» без пояснений, так как в русском нет аналога).
4. Фразы вроде «жующий стекло» передают грубоватую солдатскую образность советского периода.
5. Последняя строка дана в кавычках как цитата-эпилог.